Блаженнейший Святослав: «Агрессивные шаги "русского мира" и являются реакцией на строительство "украинского мира", которое происходит очень успешно»

четверг, 03 апреля 2014, 12:27
Сегодня Церковь находится в эпицентре событий. Люди ищут церковного присутствия. Они в нём нуждаются. Отыечает ли Церковь на этот общественный запрос? Об этом Юрий Черноморец разговаривает с Главой Украинской Греко-Католической Церкви Блаженнейшим Святославом.

У меня лично создалось впечатление, что Папа Римский очень мало и очень осторожно говорит об Украине. Он боится гнева России? Или у меня ложное впечатление?

Думаю, у вас ложное впечатление. Почему? Папа достаточно много сказал об Украине. Но очевидно, что он говорит так, как подобает Вселенскому Архиерею. Он не может давать оценку определённым конкретным действиям власти, правительства. Он выражается как Пастырь Церкви, от имени народа Божия и Божьего народа. В последний раз он говорил очень чётко и конкретно, если припомнить предпоследнее его слово в молитве «Ангел Господень», он очень чётко охарактеризовал, в чём заключался внутренний конфликт в Украине: что это был конфликт между властью и гражданским обществом. Думаю, что Папа дал очень отважный и чёткий анализ тех событий, которые мы связывали с Майданом. А с другой стороны, Папа закончил своё выступление понятием общего блага, которое является ключевым понятием социальной доктрины Католической Церкви. И думаю, если мы все вместе действительно услышали слова Папы, то, возможно, было бы легко избежать многих ошибок, в том числе и сегодняшних.
 

УГКЦ не просто одна из 22 униатских церквей. УГКЦ давно существует как полноценный униатский патриархат, больше и лучше других действующих пяти таких же патриархатов. Я понимаю, что боятся реакции России, но у нас погибли сотни людей. Россия в своей агрессивности становится безнадёжным «православным Ираном». Ожидать ли нам признания патриархата на Пасху или Пятидесятницу в этом году? Или ещё мало пролитой крови?

Ну, ждём Пасху, а затем Пятидесятницу.  

Патриархат не дарит кто-то сверху. Патриархат строится

Однозначно, что вопрос патриархата – это вопрос времени. Очевидно, что Господь Бог есть Тот, кто устанавливает время.
Но патриархат не дарит кто-то сверху. Патриархат строится. И те события, которые мы пережили и переживаем, однозначно выстраивая церковное сознание, в частности, когда речь идёт о самоорганизации УГКЦ. Поэтому мы уже действуем как патриаршая Церковь.

Я бы не хотел связывать вопрос патриархата исключительно с историко-политическими обстоятельствами. Они, конечно, влияют, но не являются решающими. И признание патриархата не связано с политическими или конъюнктурными обстоятельствами или дипломатическими моментами. Патриархат – это знак зрелости поместной Церкви, в частности, восточной византийской традиции. Ну и мы созреваем. Я бы сказал, мы сегодня более зрелые, чем несколько лет назад.

Когда вас избрали Главой УГКЦ, вы говорили о задачах развития «украинского мира». Зато мы почти стали частью «русского мира», и только чудо спасает нас вчера и сегодня. Почему мы потратили несколько лет?

Мы не потратили несколько лет. Я думаю, что такие очень агрессивные шаги «русского мира» и являются реакцией на строительство «украинского мира», которое происходило очень активно и успешно – как на родных землях, так и в целом мире. Поэтому время, по моему мнению, было очень хорошо использовано. Вспомним хотя бы освящение Патриаршего собора в столице, которое стало историческим событием в организации «украинского мира». Вспомним, сколько тысяч паломников приехало в Киев со всего мира, присутствие мировой церковной общины отметило это событие. Поэтому я благодарен, что «украинский мир» развивается, организуется. Мы стараемся не терять времени, несмотря на обстоятельства, что нас могут ожидать в будущем.

Патриарх Кирилл и Синод РПЦ отказались осудить агрессию России в Украине. Это молчание станет небольшим грехом или поворотным пунктом в истории христианства?

Думаю, что это признак определённой слабости. Потому что всегда, когда Церковь чрезвычайно близко оказывается у определённой властной структуры, когда симфония государственно-церковных отношений превращается в своеобразное доминирование одного над другим, тогда, очевидно, Церковь становится неспособной сказать правду во всей её полноте в определённых исторических обстоятельствах. И поэтому, я думаю, что это именно то, что мы сейчас видим.
Я бы очень хотел, чтобы Православная Церковь Московского Патриархата, Русская Православная Церковь действительно вдохнула полной грудью во всей экклезиальной полноте. Тогда она сможет быть полноценным свидетелем Христовой истины без каких-либо конъюнктурных интересов, связанных с идеологией той или иной власти.

Почему УГКЦ в последние годы так мало свидетельствует о христианском социальном учении? Возможно, мы превратили христианство в магическое средство самозащиты, а правда Евангелия и наша жизнь всё больше расходятся – и УГКЦ с этим мирится?

Я не согласен с вами. Наша Церковь, если взять, например, последние десять лет, возможно, больше всего сказала в различных посланиях, поучениях о принципах общественного строительства, вытекающих из Христова Евангелия. Не было ни одних выборов, будь то президентских или парламентских, где бы мы не издавали какого-то обращения.

Вспомним лишь учение нашей Церкви (это в прошлом году), связанное со всем комплексом вопросов и проблем украинско-польских отношений, упомянутых под названием «Волынская трагедия», и всех тех правил понимания патриотизма и национального строительства, которые наша Церковь пыталась объяснить, в частности в то время.

Если прочитать эти обращения, отзывы и даже прямые осуждения, которые звучали с нашей стороны на протяжении последних месяцев, я наберусь смелости сказать, что мы никогда не молчали – ни на одно зло, ни на одну неправду.

Отдельно я обратился к судьям с просьбой и призывом вспомнить, почему к ним обращаются «Ваша честь»

Очевидно, что сегодня именно голос Церкви становится понятен и интересен через её социальную доктрину. Ибо если Церковь говорит о конкретных вещах, которые касаются непосредственной жизни, то тогда общие евангельские истины становятся более понятными, потому что они могут быть воплощены в реальной жизни.

Например, когда происходили печальные события быстрого осуждения участников мирных протестов, я отдельно обратился к судьям с просьбой и призывом вспомнить, почему к ним обращаются «Ваша честь»: чтобы они не теряли чести и выносили справедливые решения. И хочу вам сказать, что, хотя для многих это было непросто, мой голос был услышан.
Поэтому Церковь не молчала и не молчит.

Очевидно, никогда не бывает слишком много. Поэтому-то апостол Павел и говорит Тимофею: «Проповедуй слово, утверждай вовремя и не вовремя, обличай, запрещай, вразумляй со всей терпением и наукой». Особенно когда происходят чрезвычайные события или социально-политические потрясения, тогда свидетельство Церкви нужно гораздо больше, чем в такое спокойное, мирное время. Но мы будем учить народ, свидетельствовать учение Католической Церкви, в частности её социальную доктрину.

Вы чувствуете волну новой секуляризации в Украине? Я знаю, что в некоторых львовских приходах УГКЦ, где раньше было по пять литургий, уже служат только три. Вас такие тенденции не беспокоят?

Я не знаю таких случаев. Напротив, мы увеличиваем количество литургий. В частности, в Киеве, в нашем Патриаршем соборе, мы уже служим три Литургии. Если это праздничный день в будни, то даже есть вечерняя Литургия для тех, кто работает.

Очевидно, секуляризация не обминает и  Украину. Процесс, когда религиозная жизнь выносится на обочину, присутствует.

Но Майдан показал и нечто другое. Я вспоминаю встречу богословов, которые пытались размышлять о богословии на Майдане. И очень интересно было, что именно эти события такие, при которых общество открыло двери перед Церковью, как никогда готовое слушать её учительский голос. И сегодня все Церкви должны задуматься над тем, как ответить на это приглашение, переступить порог, который сегодня перед нами открывает общество. Я вполне понимаю, что если мы сегодня не сможем адекватно в открытую дверь войти, то завтра мы будем наблюдать совершенно противоположное. Эти двери могут закрыться. И тогда процесс секуляризации будет значительно жёстче и агрессивнее.

Слава Богу, что сегодня Церковь в эпицентре событий и не только наша, все: и православные, и протестантские... Люди ищут церковного присутствия, о нём просят. Если где-то нет видимых знаков присутствия – люди начинают спрашивать: почему церкви нет, почему Церковь молчит?

Для того чтобы ответить сегодня на это приглашение, все церкви должны продумать модель присутствия в обществе, чтобы адекватно можно было сопровождать наших людей, наш народ в его нынешнем историческом развитии.

Наши политики слишком «грязные», а политика слишком «больна», что УГКЦ не верит в возможность настоящей христианской демократии в Украине?

УГКЦ верит в возможность христианской демократии, но никогда не станет частью политического процесса. Мы уже не раз говорили, что не поддерживаем ни одной политической партии или отдельного политика. Но мы стараемся воспитать христиан, которые были бы способны к честной политике.

К сожалению, есть тенденция превратить люстрацию в банальное сведение счётов

Возможно, когда вы затронули этот вопрос, я бы хотел вспомнить о таких двух моментах.
Сегодня многие употребляют слово «люстрация». Я с большой тревогой наблюдаю, как обсуждают эту тему в обществе. К сожалению, есть тенденция превратить люстрацию в банальное сведение счётов.

Для того чтобы говорить о честной люстрации нравственной позиции определённого политика или чиновника, необходимо создать моральные правила, критерии, по которым это должно происходить. Иначе люстрация может превратиться в инструмент безоглядного унижения человека.
И здесь, я считаю, Церковь должна сказать своё слово. Мы сегодня размышляем и работаем над тем, чтобы предложить моральные принципы для выработки закона о люстрации. Например, нужно изучить опыт других стран, в частности Польши. Мы чётко видим, что в её образе проведения люстрации было допущено много ошибок, и нам нужно их учесть. И можем действительно создать такие правила, которые, с одной стороны, защищали бы достоинство человеческой личности, а с другой – помогли строить политическое общество на честности, прозрачности и открытости, не превращая очищение в беспредельную стихийную «охоту на ведьм».

Второй момент. Сегодня мы видим, что новая власть пытается проводить свою кадровую политику. Все церкви и религиозные организации поддержали обновлённую власть, легитимировали с церковно-нравственной стороны наше правительство. Я бы сегодня назвал его «правительством национального спасения». Де-факто оно поставило чрезвычайно трудную задачу – спасти Украинское государство, вывести его на новый уровень, обеспечить функционирование всех государственных органов, которые, как мы видим, были разрушены. Например, стоит задача заново создать украинскую армию, заново создавать другие элементы государственной структуры.

Но власть делает много ошибок, в частности кадровых, может, это тоже связано с предыдущим вопросом люстрации. Я общаюсь со многими людьми, которые мне сообщают, что иногда кадровые изменения происходят, несмотря на конкретных людей. Церковь всегда защищает человека. И нужно очень деликатно подходить к оценке деятельности, в частности, госслужащих, судей. Как они действовали в то критическое время? Потому что мы все были свидетелями системы, когда кого-то намеренно заставляли совершать нарушение или преступление, чтобы держать в своих руках. Поэтому человек становился заложником преступной системы, становился соучастником преступления. Однако есть очень много честных людей, которые даже в такие критические моменты не сдались. Думаю, для того чтобы сегодня обновить наше общество, надо найти тех честных людей. А они есть.

Перед правительством национального спасения стоит задача не только спасти государство, но и добрых людей и служащих

Очевидно, перед правительством национального спасения стоит задача не только спасти государство, но и добрых людей и служащих; спасти те здоровые силы, которые являются моральным твёрдым капиталом общества. Полагаясь на людей такого типа, нужно восстанавливать государственные органы и государственные структуры. Не спешите огульно кого-то осуждать. Надо очень деликатно и взвешенно подходить к каждому человеку, когда выносится решение.

Вы чувствуете, что на христианах Украины есть вина за пролитую кровь и будущую возможную кровь? Я хочу сказать: это были наши дети, братья и сёстры, а сделали ли мы всё возможное и невозможное, чтобы они не погибли? Делаем ли мы сегодня всё возможное и невозможное ради Украины?

Если выделять слово «вина», то и ответственность за все события, которые пережила Украина, лежит на всех нас, в том числе и на христианах. Мы должны сдать себе глубокий экзамен совести: всё ли мы сделали для того, чтобы не допустить кровопролития. Мы, предстоятели Церквей, много раз пытались убедить в успешности мирного сопротивления, необходимости в определённые моменты остудить горячие головы, чтобы не было кровопролития. Удалось ли нам это? Видимо, нет, потому что кровь пролилась. Прислушивались ли христиане к нашему голосу? Пожалуй, нет.

И сегодня, может, господствуют некоторые настроения, которые отдают предпочтение насильственным методам, чем мирному способу решения общественных или даже политических вопросов. И это огромная задача перед духовными лидерами – действительно задача личного покаяния, задача поиска наиболее убедительных слов, для того чтобы повести за собой умы и сердца людей.

Думаю, что никто никогда не может по своей совести сказать, что мы всё сделали. Потому что всегда можно было ещё что-то сделать. Возможно, мы могли бы ещё что-то сделать, что-то предпринять, еще какую-то акцию предложить. Господь Бог дал то время и рамки, в которых мы могли бы действовать. Я вспоминаю слова Мирослава Дочинца, прошлогоднего лауреата Шевченковской премии. В своей книге «Горец» он говорит: «Мы не можем добавить дней к нашей жизни, но можем добавить жизни нашим дням». И как раз именно это мы должны сделать – сохранить жизнь. Тогда наши дни будут живыми, деятельными, носителями надежд на будущее, а не носителями смерти, разрухи, убийств...

Каждый на своём месте, будучи, прежде всего, требовательным к себе, будет иметь моральное право требовать чего-то от другого

Делаем ли мы всё возможное и невозможное ради Украины? Подытоживая каждый день, мы должны экзаменовать совесть и спрашивать себя: сделал ли я, что мог сделать для Украины, для своего народа и для своей Церкви? Такой экзамен должен устраивать каждый. Мы сегодня очень спешим контролировать власть. Это надо делать. Но подчас мы не контролируем себя. Если бы мы сегодня хотели спросить себя, как я послужил Украине, то каждый должен делать всё в совершенстве на своём месте. Врач – излечивая больных, правоохранитель – борясь с преступлениями, политик – служа своему народу, церковный деятель – переживая глубоко то слово Божие, которое он проповедует другим. Тогда каждый на своём месте, будучи прежде всего требовательным к себе, будет иметь моральное право требовать чего-то от другого. Тогда, думаю, мы вместе, в солидарности, которую теперь видим, будем очень хорошими строителями нашего будущего. Но оценку сегодняшним нашим действиям даст когда-нибудь история. И ответ на этот вопрос – мы сегодня сделали всё возможное и невозможное ради Украины – дадут когда-то наши потомки.

Молодой Андрей Шептицкий через три года после интронизации на престол Львовского митрополита издал программное послание «О социальном вопросе». Когда будет ваше аналогичное большое послание?

О, спасибо! Я думаю, что митрополит Андрей Шептицкий был весьма чувствителен к социальному вопросу, потому что он был эмпатический к жизни своих людей. Он видел, в каких обстоятельствах жила Галичина, в частности, накануне Первой мировой войны. Видел, как нужно было с церковной стороны заполнить пустоту в различных социальных условиях, показать экономические возможности, чтобы украинские крестьяне действительно могли достойно развиваться на своей земле. И как раз было время, когда начиналась массовая эмиграция украинцев. Отвечая на актуальные вопросы времени, митрополит Андрей написал своё великое послание.

Когда будет моё послание? Думаю, что оно будет. Но сегодня настолько быстро меняются обстоятельств, что я лично и наш Синод стараемся реагировать на отдельные вопросы и потребности. А осмысленного общего панорамного изложения позиции Церкви, думаю, нужно ещё немножко подождать, когда мы действительно увидим какую-то новую волну или новый этап развития нашего общества. Поскольку то, что мы могли сказать в прошлом году, уже неактуально сегодня, мы живём в других обстоятельствах. Но считаю, к вопросу социальному наша Церковь всегда будет чувствительна. И об этом потребуется писать послание, нужно проповедовать социальную доктрину католической церкви другим способом – это уже второстепенное, но голос Церкви звучал и будет звучать.

Для современного католицизма характерен евангелизм, особенно это касается последних Пап, для которых Евангелие было и есть ответом на все вопросы, а евангелизация – альтернативой секуляризации, религиозного фундаментализма, империализма. Почему в УГКЦ так мало этого духа католического евангелизма?

Я опять же не согласен с этой оценкой. Видимо, вы мало знаете, каким образом наша Церковь это переживает.

Очевидно, что вопрос верности духу Евангелия – это большая задача перед каждым из нас, перед каждым пастырем, перед каждым христианином, перед каждым епископом. Думаю, если мы посмотрим, каким образом переживает и проповедует слово Божие Блаженнейший Любомир, на его примере можем увидеть католический евангелизм в действии. Каким образом мы будем это дальше совершать – это наш вопрос, на который мы постоянно ищем ответ.
Сегодня наша Церковь, в частности, понимает, что только говорить о Евангелии для современного человека мало. Необходимы определённые дела, шаги, определённые жесты. И мы стараемся это развивать, насколько нам удаётся. Мы стараемся заботиться о человеке в разных обстоятельствах его жизни.

Мы должны постоянно хотеть большего. И тогда как Церковь будем более аутентичной, подлинной, к которой будут тянуться люди

Сегодня, если говорить о какой-то общей стратегии или направлении такого католического евангелизма, у нас эта стратегия называется «Живой приход – место встречи с живым Христом». Мы поставили себе задачу, чтобы таким сердечником настоящего свидетельства Благой вести был каждый наш приход, каждая наша община.

Если посмотреть, каким образом евангелизмом проникнуты священники, например, в центральной, восточной, южной Украине, то можно увидеть, что они порой живут за чертой бедности вместе с семьями, но при этом до конца отдают себя своим ближним, прихожанам, всем нуждающимся.
Поэтому, думаю, что наша Церковь свидетельствует Христово Евангелие. Достаточно ли она это делает? Наверно, нет. Мы должны постоянно хотеть большего. И тогда как Церковь будем более аутентичной, подлинной, к которой будут тянуться люди.

Вы осознаёте, что украинские Церкви, а особенно УГКЦ, – это наша последняя баррикада, ибо всё остальное или уже проиграно и прогнило (как государство), либо не действует, измождено (как гражданское общество)? Почему не подставить плечо государству и обществу прямо и открыто, спасая нацию по примеру Андрея Шептицкого и Петра Могилы?

Я бы немножко поменял образ. Вы говорите о последней баррикаде, так будто мы были в состоянии осады и вот оставалась последняя преграда перед окончательным нашествием. В медицине есть такое понятие, как «базальный слой», т.е. слой клеток, которые дают клетки для другого. Например, есть базальный слой кожи, где рождаются клетки, которые могут выйти на поверхность и стать защитным слоем. Я бы сказал, что всегда Церковь была базальным слоем общества.

Пока существует Церковь, существует здоровый фундамент в обществе. Церковь из своей среды выдает те другие клетки общественного организма. То ли это общественные деятели, то ли политики, учёные и мыслители, будь то деятели других сфер культуры. Именно так видел место Церкви в обществе митрополит Шептицкий. Тогда Церковь останется Церковью, но она будет генератором здоровых сил общества.

Я понимаю, что если сегодня мы видим, что определённые государственные структуры колеблятся или прямо коррумпированы, то есть уничтожены, – всё возвращается опять к базальному слою. Выдайте нам новых людей! Покажите, кто может это сделать! И я вижу, таким образом появляется возможность для Церкви подставить своё плечо для современного общества. И таких людей немало. Очевидно, что мы не хотим ни для кого создавать отдельную протекцию, но и в наших сообществах очень много добрых христиан, которые действительно могут взять на себя много функций в обществе. Без того, чтобы священнослужители или епископы сами брали эти функции. Церковь должна остаться Церковью, матерью и учительницей, «базальным слоем», фундаментом общества, на котором будет расти крепкое здание и дом, о котором писал митрополит.

В воскресенье в украинские храмы ходит гораздо больше верующих, чем в храмы на территории России. Когда Католическая Церковь перестанет ориентироваться на мнение России, думать о её потенциале и обратит внимание на Украину, эту «вторую Польшу» или даже «вторую Германию» Европы?

Я не знаю, можно ли вообще сравнивать Украину с Россией. Возможно, есть такая привычка: смотреть на соседа и видеть, у меня лучше или хуже. Я бы не сказал, что Ватикан смотрит на Россию. Католическая Церковь смотрит на себя, смотрит, насколько активна христианская жизнь в той или иной стране.
Если говорить об Украине, то нам не нужно успокаиваться, даже если наши храмы сейчас переполнены и у нас до сих пор недостаточно храмов. Всё же не каждый, кто себя считает верующим, каждое воскресенье идёт в храм. Если бы все наши крещёные люди каждое воскресенье приходили в храмы, мы бы увидели, что нам явно не хватает храмов.

По самым оптимистичным меркам, в УГКЦ где-то четверть крещёных людей ходит в храмы, стали воцерковленными. Поэтому перед нами огромная задача, чтобы три четверти ещё охватить своей пастырской заботой, своим служением и сделать их активными христианами. И здесь я говорю не только об УГКЦ. Возможно, в других Церквах проценты будут немного другими. Но все мы в Украине должны совершенно по-другому открыть для себя понятие Церкви. Потому что для многих людей в постсоветских странах церковь – это храм. И быть верующим – означает время от времени совершать какой-то ритуал. Но такое ритуальное христианство – лишь имитация настоящей христианской жизни. Для христианина участие в Божественной Литургии становится источником его силы и энергии на всю неделю. Ранние христиане говорили: без воскресной Евхаристии мы просто не можем жить. Я бы хотел, чтобы каждый христианин понимал свою христианскую жизнь и своё участие в Божественной Литургии, участие в святом Причастии именно так, как это понимали первые христиане.

Когда в храмах УГКЦ в Галичине полностью запретят священникам использовать знаменитое выражение: «Православный – это москаль»?
Я не знаю, где вы такое слышали.

В Галичине на прошлой неделе.

Это ничего не имеет общего с церковной проповедью. Если что-то подобное происходит в храмах или звучит с церковных амвонов, то это позорно.

Сегодня... мы должны искать то, что нас объединяет с нашими братьями, в частности – с православными, чем акцентировать на том, что нас разъединяет

Порой случаются стереотипы на бытовом уровне, но на уровне церковном это успешно преодолевается. Я бы не сказал, что это вполне преодолено.
Сегодня сознание наших верующих, духовенства достигает того, что мы должны искать то, что нас объединяет с нашими братьями, в частности – с православными, чем акцентировать на том, что нас разъединяет, является определённым приоритетом.

Слава Богу, что этап противостояния, который был, возможно, в начале свободы, сегодня действительно переходит в такой момент открытости, понимания и сотрудничества. Я надеюсь, что этот процесс пойдёт дальше. И никто ни с одной стороны не сделает шагов, которые этот процесс открытости, что требует объединения Церквей, и то единение снизу, от простых людей, не остановит.

Когда УГКЦ перестанет быть в Украине и диаспоре провинциальной и хуторянской силой? Когда мы увидим действительно модерную, европейскую, евангельскую Церковь?

Опять же, вы остро судите нашу Церковь.

Я всех остро сужу.

Я бы сказал, что наша Церковь далеко уже не хуторянская. Очевидно, что на её жизнь или служение в той или иной стране существующая действительность накладывает определённый отпечаток, и это нормально. Церковь всегда воплощена в какие-то обстоятельства, в которых она живёт, ибо её составляют люди, живущие в предполагаемых культурных рамках. Но, видя нашу Церковь в Аргентине, Бразилии, США, Канаде… Она далеко не хуторянская.
И когда мы говорим о модерности Церкви, то это очень деликатное понятие. Потому что модерность можно понимать по-разному, и это понятие может иметь как положительное, так и отрицательное значение. Современность Церкви я лично вижу как её актуальную способность эффективно пастырствовать. Её модерность заключается не в том, чтобы отрицать традиционные формы жизни или служения, потому что преемственность церковной традиции является сокровищем для жизни Церкви. Но новые методы делают её современной. Современная Церковь – это Церковь, умеющая говорить современным языком с современным человеком. Думаю, в целом наша Церковь на сегодня достаточно успешно использует современные средства пастырства. Опять же, достаточно ли она сделала? Нет, я бы хотел, чтобы больше и лучше было сделано. Но в современных обстоятельствах, в которых живёт наша Церковь, она пытается пастырствовать лучше и эффективнее.

В УГКЦ борются две идентичности. На вопрос, кто вы, однажды кардинал Гузар мне ответил: «Мы – православные в единстве с Римом», а владыка Богдан Дзюрах: «Мы – католики восточного обряда». Когда на этот вопрос услышу ответ: «Мы – христиане, открытые для всех в Украине и мире сущих»? Когда начнем определять себя, не учитывая своё прошлое, а в силу своего евангельского призвания служить Богу и ближним?

Вопрос идентичности важен. Но я думаю, что на него не нужно теперь очень обращать внимание. Идентичность формировалась и формируется под влиянием различных обстоятельств – исторических, культурных. Идентичность – это что-то, что делает меня таким, какой я есть. Это мой удел, тот генетический код, которым я наделён.

При этом важнейшая часть генетического кода делает меня христианином, прежде всего. Мы должны знать, кто мы – как дети украинской Церкви, как чада Церкви киевского христианства.

Но мы должны всегда смотреть вперёд. Иначе мы подобны человеку, который идёт вперёд, но голова его обращена назад. И тогда есть опасность или не дойти до цели, или крепко удариться головой о какое-то препятствие.

Поэтому, думаю, нам нужно понимать, что мы – христиане, которые живут сопричастием Церквей, унаследованным от предшественников. Мы, как УГКЦ, благословлены тем, что, будучи наследниками киевского христианства, живём в его вселенском общении. Поэтому можем чувствовать вселенскость Христовой Церкви, что при Папе Франциске на первое место ставит евангелизм, хотя и не очень люблю это слово через «-изм». Мы понимаем это как евангельскую идентичность. Если мы сегодня каждый день будем лучшими христианами, то мы будем лучшими католиками, лучшими православными, лучшими детьми своих великих предшественников.

Путинизм – это фашизм? И что делать Церкви в мире, в Украине, реагируя на путинизм?

Я бы не хотел комментировать этот термин – «путинизм», потому что он для меня очень модерный, очень новый. Однозначно, что я сказал: для христианина чужда любая человеконенавистническая идеология, каким бы «-измом» она ни называлась. Когда кто-то действительно пытается силой унизить другого человека, другой народ или другое государство, и таким образом показать своё превосходство над кем-то и завоевать себе какой-то авторитет, очевидно, что христиане воспринимают это с большим предубеждением или с большим скептицизмом. Но таких «-измов» хватает и на Востоке, и на Западе, и в Азии, и в Латинской Америке. И поэтому мы как христиане – и в Украине, и в России, и в Европе – должны сделать всё, чтобы новые «-измы» не угрожали миру в Европе, миру во всём мире. Ибо всё то, что ведёт к конфликту, к противостоянию, к агрессии, никогда не может происходить из Божьего Слова, из Евангелия. Потому что Бог наш есть Бог мира.

Патриарх Филарет на прошлой неделе издал очень резкое и правдивое послание по поводу агрессии в Крыму. Как насчёт вашей реакции?

Мы реагируем так же. Очевидно, что мы реагируем не только писаным словом, мы пытаемся реагировать нашей гражданской позицией, в частности, используя наши международные контакты. Ведь мы Церковь, живущая в разных странах, в мире, поэтому даём оценку с разных позиций.
Сегодня ни для кого не секрет, что аннексия Крыма де-факто поломала всю систему глобальной безопасности в мире. Ещё будучи с Патриархом Филаретом месяц назад в США на молитвенном завтраке с президентом Обамой, общаясь с сенаторами, с представителями разных стран, мы говорили: то, что происходит в Украине, затронет не только Европу, но и весь мир. Тогда на нас, может, ещё смотрели как на чудаков. Мол, Майдан – в Украине, каким образом это может коснуться Европы или США? Но я тогда уже говорил, что вопрос не только украинский. Сегодня мир настолько связан между собой, что противостояние, которое тогда переживала Украина и которое есть сегодня, может открыть очень глубокие противоречия, существующие в международном сообществе где-то глубоко, а их, возможно, никто не видит. А вот теперь, когда я опять же об этом говорю, в европейских различных кругах, даже на уровне США, уже никто не смеётся. Уже все понимают, что, действительно, агрессия чрезвычайно опасна.

И сегодня, по моему мнению, задача всех – и нас в Украине, и Церквей на глобальном уровне, и всего мирового сообщества – сделать всё, чтобы не допустить новой войны. Не только войны «холодной», но также войны, которая была бы тем пожаром, в котором гибнут люди.
 

Беседовал Юрий Черноморец
www.day.kiev.ua

ПУБЛИКАЦИИ

«УГКЦ, как добрая мама, провожает своих верных из Украины и встречает там, куда их забрасывает судьба», – владыка Степан Сус 29 июня

С начала полномасштабного вторжения миллионы людей в Украине получают тяжёлый опыт – что такое быть беженцем, оставить родной город или...