Блаженнейший Святослав: «Мы все по-новому должны понять место Украины в мировом контексте»

среды, 23 апреля 2014, 22:37
На этой – Страстной – неделе наша страна вновь дышала войной. Можно было бы сказать, что война приблизилась на шаг, если не была среди нас, пронизывая нас последние несколько месяцев. Великий пост принёс нам не умиротворение, как бывает, но ощущение рукоятки меча в ладони.

Говорят, войны не имеют конца – они только удаляются, исчезают за горизонтом, а когда наступает время, возвращаются в нашу жизнь. И нам опять приходится выбирать, с какой стороны принять и сражаться, даже когда нет никакой надежды на победу. Впрочем, надежда на победу есть всегда. Об этом наша пасхальная беседа с Верховным Архиепископом Украинской Греко-Католической Церкви Блаженнейшим Святославом (Шевчуком).

– Блаженнейший, пожалуй, ещё никогда у нас не было такого жуткого Великого поста и таких дурных предчувствий накануне Пасхи?

– Да, но в то же время мы имеем возможность сравнить нашу ситуацию с тем, что переживали в эти же пасхальные дни ученики Христа. Вспомните, когда Христос умер на кресте, ученики были шокированы. Нам сейчас очень просто представить, что они переживали, потеряв всякую надежду. Они верили в своего Учителя. Но не были готовы к тому, что Он умрет, будет похоронен, как обычный человек. С Ним были похоронены все их надежды. И наконец они услышали, что Он воскрес! Но для того чтобы поверить в Его воскресение, им пришлось что-то преодолеть в себе, измениться и заново открыть для себя Учителя, которого, как им казалось, они знали, с которым они провели последние три года. Им надо было поверить в Него заново. Помните, как апостол Фома говорил, что, пока он не вложит пальцы в раны Христовы, он не поверит? Я думаю, что сегодня и наша Украина воскресает. Но каждый украинец должен заново познать эту новую Украину. Он должен пережить свои собственные изменения, чтобы открыть для себя новые пути и новую жизнь.

– Эти изменения происходят? Да, есть клише "народ изменился после Майдана". Но насколько основательны и массовы эти изменения?

– Я скажу даже больше – народ продолжает меняться. Мы стали другими два месяца назад – и процесс изменений у нас ещё не закончился. А теперь те наши изменения докатываются к востоку и югу нашей страны.

– В чём же заключаются изменения?

– Есть несколько ключевых вещей. Главное – мы начинаем переоценивать, открывать для себя ценность Украины как единого и независимого государства. Двадцать лет назад мы получили независимость как дар. Она просто упала нам на головы, а мы даже не поняли, зачем, что нам с этим даром делать и нужен ли он нам вообще. Мы только теперь начинаем понимать, что в нём – залог нашего благополучия, возможность построить европейскую страну, построить её собственноручно такой, какой мы считаем нужным, что в нём залог нашей безопасности и того, что мы, как народ, вообще можем существовать в третьем тысячелетии. События консолидировали нас. Люди меняются, чувствуя солидарность – между собой и вокруг идеи. Разве это не перекликается с пасхальным сюжетом?

Майдан, который так всё изменил, стал большой неожиданностью для всех: и для европейцев, и для россиян, и прежде всего для нас самих. Ещё в середине
2013-го никто не ожидал, что люди будут так решительно высказываться за европейское будущее нашей страны. Ещё полгода назад вокруг говорили, что украинцы – инертный, спящий народ, который живёт по принципу «моя хата с краю». И вдруг мы показали совсем другое лицо. Мы увидели людей, которые переживают за своё лучшее будущее и сами готовы его строить. Большинство людей вышли не под политическими флагами или лозунгами. Люди хотели лучшего будущего и видели его не в возвращении к советскому образу жизни, не в утверждении постсоветского стиля, а как жизнь, построенную на европейских ценностях.

– Говорят, мы напугали Европу своей готовностью отстаивать её ценности даже с оружием в руках.

– Относительно оружия – я не согласен. Именно мирный характер протеста давал ему силы, правды и европейскости. Мы долго придерживались этого мирного протеста, как вы помните. И именно этим удивили мир. Вооружённым противостоянием с властью никого не удивишь – этого в мире и без нас много. А наша сила была в мирном способе действий, в мирном сопротивлении, отстаивании тех ценностей, о которых Европа сама, может, уже и забыла; на которых она построена, но и сама уже начала от них отрекаться, – это поразило. Мы придерживались этого, сколько могли. Если вы помните церковную позицию – все церкви говорили о сохранении мира любой ценой. Присутствие священников на Майдане во многом помогало, они были миротворцами, помогали сохранить протест в его сильном – мирном – проявлении. И только грубые действия власти перевели всё, к сожалению, в насильственное русло. В этом протесте мы показали себя настоящими европейцами, способными на гражданское сопротивление, общественную активность, солидарность в отстаивании настоящих ценностей – верховенства права, уважения человеческого достоинства, неприятия коррупции. Это были действительно европейские ценности, которые нас объединили на Майдане. Почему политики, власть и люди на Майдане не могли объясниться? Потому что они говорили на разных языках о разных вещах. Для политиков, в частности власти, ценности означали деньги, экономику. А для людей ценности были, главным образом, моральные, базовые, которые лежат в основе общественного бытия.

– Куда же делась наша солидарность после Майдана? Мы снова не можем договориться между собой. Если бы проблема была только в подстрекательстве из-за границы... Но проблема и в нас, причём не только в жителях востока, но и запада.

– Проблема, в первую очередь, не в жителях каких-то регионов. Все мы – жители любого региона – спрессованы четырёхкратным стрессом.

Во-первых, это стресс, который вызвали события Майдана. Он есть и у тех людей, которые непосредственно пережили эти события, и у тех, которые наблюдали за ними. Сегодня многие люди психологически не способны покинуть Майдан. Возвращаются страхи, воспоминания, у людей нет покоя в душе. Они боятся покинуть Майдан, потому что тогда останутся один на один со своими травмами и страхами.

Второй стресс связан с военной агрессией против Украины. Мы не знаем, что с нами будет, что произойдёт завтра. Этот страх не даёт людям уверенно и спокойно, здраво посмотреть на собственное будущее, выбрать какую-то линию поведения, определиться с необходимыми действиями.

Третий – предвыборная кампания. Все эти события – и связанные с сепаратизмом – это предвыборные технологии, и именно так надо на них смотреть. Если бы не предвыборный период, многие вопросы решались бы иначе. Кандидаты собирают на наших страхах и порождённых ими мифах политические дивиденды.

Четвёртый стресс – экономический кризис. Он не добавляет нам оптимизма о будущем, порождает другие страхи. Поймите, люди теперь в очень тяжёлом психологическом состоянии.

Сейчас все говорят о «разделении». А какое «разделение», когда эти страхи, эти переживания везде одинаковы – и в Донецке, и во Львове, и в Харькове, и в Одессе, и в Киеве. Мы живём одними и теми же проблемами, одними и теми же травмами.

– Одинаковые травмы не исключают разделение. Наоборот. Мы рады обвинить друг друга в том, что происходит. И здесь, простите, «галицкий сепаратизм» ничем не лучше «восточного». Не вижу разницы между человеком, который говорит о «фашистах-бандеровцах», и человеком, который бросает в ответ: «бидло даунбаське».

– Это стандартные методы противопоставления двух частей Украины. Это давняя стратегия разделения, древние мифы. Кому-то хотелось представить Майдан как сугубо галицкий. Помните месседжи, которые усилила власть нашей Церкви в период Майдана, – то «славное» письмо о недопустимости нашего присутствия на Майдане? Тогда все спрашивали, почему это письмо получила только УГКЦ, когда на Майдане были представители почти всех религиозных организаций Украины. А именно потому, что власти очень хотелось представить протесты Майдана как явление исключительно галицко-униатское. Это же было совершенно не так! Тот, кто общался с людьми на Майдане, видел, что там собрались люди со всей Украины. А Украина разная. И это видел каждый, кто там был, – люди на Майдане были разные. Да, есть такой стереотип, что европейскость, евроинтеграция – это то, чего хочет Западная Украина и не хочет Восточная. Но это миф. Майдан был зеркалом всей Украины. Когда я посещал людей в наших подпольных госпиталях – у нас была целая сеть таких госпиталей, в различных монастырях разных конфессий, – то большинство людей, с которыми я общался там, были русскоязычные. Это люди с Харьковщины, Сумщины, Черниговщины, Днепропетровщины. Тот, кто говорит о Майдане как галицкой идее, компрометирует Майдан, играет на руку тем, кто теперь нас пытается разделить. Если мы хотим говорить правду о том, что произошло в обществе, мы должны говорить правду о региональных представительствах, которые Майдан вынес наверх.

– То есть вы считаете, что разделяться и жить отдельно – если уж мы не хотим жить общими мечтами – нам не стоит?

– Я не думаю, что мы хотим жить отдельно. Кто-то извне хочет нас разделить. Я так всегда думал и теперь чувствую особенно остро. Такие мысли, даже об идее гражданской войны, посланы из-за пределов Украины. Даже в свете последних событий, когда я наблюдаю за реакцией людей на Донбассе, то вижу, что и там никто из простых людей не хочет разделения Украины. Все понимают, что это наш общий дом. Все церкви Украины – и православные, и католические, и протестантские – тоже единогласно выступили зао сохранение единства и соборности Украины.

– Церковь может сыграть роль в объединении Украины?

– Это не задача Церквей – политическое единство страны. Наша задача – заботиться о человеке, который сегодня переживает происходящие события. Сегодня есть целый ряд сообществ – и общественных, и церковных, – которые пытаются помочь людям пережить стресс. Есть немалое количество людей, которые не пойдут к психологу со своими страхами, травмами и проблемами, но могут открыться священнику. Поэтому священнослужители, в частности наши, проходят обучение, чтобы работать с таким людьми, с той неуверенностью, в которой мы теперь живём. Именно Церковь может пригодиться людям, потому что она даёт надежду. Надежду не могут дать ни правительство, ни парламент, ни все политики, вместе взятые. Страна наша сейчас в таком тяжёлом состоянии, а доверие к политикам такое низкое, что люди вполне понятно ищут надежду, что Украина есть и будет, что она воскреснет. Эта надежда идёт именно из церковной среды, из церковного посыла, всегда связанного с верой в воскресшего Иисуса Христа. Итак, я вижу нашу основную миссию, миссию церкви, как пастырское служение: лечить душевные раны, которые мы получили в результате последних событий, возвращать людям надежду, в частности, надежду на лучшее будущее для нашей общей страны. Эта духовная терапия благодаря молитве, благодати, которую передаёт Церковь, будет тем, что нас объединяет, что даёт нам надежду – общую надежду на совместное будущее.

– Это не то «христианство прямого действия», которое продвигает Папа Франциск?

– Церковь как сообщество не может быть зациклена сама на себе и превратиться в крепость, которая защищается от внешнего мира. Церковь должна идти навстречу людям, навстречу миру. Это христианство прямого действия, о котором говорит Папа Франциск. Церковь имеет с чем к ним идти – с силой воскресшего Христа. Задача Церкви в этот период нашей общественной жизни – идти и помогать человеку, который находится в состоянии растерянности, травмы, стресса. Христианство конкретного действия ради конкретного человека. Это не какая-то новая идеология. Папа ничего нового не сказал. Он только подчеркнул то, что является замыслом Божьим о Церкви. Папа в последнем пастырском письме говорит, что Церковь несёт в себе свет радости и сама радуется, когда служит другим.

– Вы думаете, наш национальный ренессанс связан с христианством?

– Я убеждён, что не существует украинского национального ренессанса без христианского пробуждения. Вы видели на Майдане, какую большую роль сыграл здесь религиозный фактор. Люди искали, просили, чтобы священники сопровождали их в ту «страстную пятницу». И я верю, что теперь мы будем наблюдать подлинное воскресение Украины. Мы все по-новому должны понять место Украины не только на постсоветском пространстве, не только на Востоке Европы, а в мировом контексте – в контексте мировой безопасности, мировой экономики, международных отношений, которые теперь находятся в кризисе, но должны возродиться.

Вы оптимист.

– Я верующий человек. И поэтому вижу все эти события в свете христианской веры в Воскресение.

– Сейчас идут споры о том, какие качества, прежде всего, должен иметь новый президент Украины: он должен быть профессионалом или прежде нравственным человеком? Как думаете вы?

– Прежде всего, он должен быть моральным человеком. Моральные качества всегда на первом плане, если мы говорим не об отдельных действиях, а о личности в целом и о её делах. Даже самый лучший профессионал, очень хорошо знающий свою узкую нишу, но являющийся коррумпированным человеком, в целом добра не сделает. Потому что он человек, уничтоженный изнутри. Поэтому у президента, по моему мнению, должны быть, прежде всего, моральные ценности.

– Каковы ваши личные запросы к будущему президенту?

– Сегодня первой, важнейшей чертой президента должна быть его преданность идее независимой, единой, соборной Украины. Он должен быть тем, кто объединит народ, кому поверят и на западе, и на востоке, и на юге, и на севере Украины. Он должен выступить гарантом единства. Помню, на конференции «Богословие во время Майдана» наши протестанты выразили мнение, что нам нужно искать то, что у россиян сейчас называют «скрепы». То, что нас скрепляет, связывает воедино. Это важнейшая задача президента. Также это должен быть человек, готовый стоять с народом против коррупции. Вопрос коррупции очень сложный. Это не только и не просто взяточничество – это уничтожение. Как ржавчина стачивает металл, превращает его в прах, так коррупция разъедает весь государственный механизм. Сегодня такое впечатление, что к чему не коснёшься – всё рассыпается в прах. Новый президент должен восстановить здоровые структуры государственной власти. Поэтому вопрос борьбы с коррупцией чрезвычайно важен. Наконец, это требование Майдана. Следующая вещь – президент должен быть человеком, который выступает за уважение достоинства каждого человека. Должен утвердить верховенство права. Если, как и ранее, будет верховенство права богатого и сильного над правом слабого и бедного, то, думаю, все быстро почувствуют, что идеалы Майдана преданы.

– Среди людей, которые в списках кандидатов, есть хотя бы один человек, который соответствует вашим требованиям?

– Я бы не хотел заниматься агитацией, это против наших правил.

– А вы не занимайтесь. Просто скажите – есть или нет.

– Есть. Надо внимательно прочитать, какие именно ценности кандидаты провозглашают сердцевиной своей предвыборной кампании. Церковь не участвует в предвыборной пропаганде – это наш принцип. Но мы можем озвучить ценности, принципы. А избиратели пусть сами ориентируются, какие кандидаты могут их воплотить.

– Относительно коррупции – я так понимаю, католики теперь должны ориентироваться на пламенную речь Папы Франциска о коррупционерах, отбеливающих себя богатыми пожертвованиями на Церковь?

– Мы стараемся жить теми идеями, которым учит Святейший Отец. Это непростой вопрос – пожертвование. Надо понять мотивы человека, несущего пожертвование, который стоит за предложениями, которые нам делают. А нам их делают. Но у нас, слава Богу, есть силы и возможность решительно сказать «нет». Я приведу пример. В прошлом году мы освятили наш собор Рождества Христова в Киеве. Это стало символом нашей духовной и нравственной силы, потому что мы не брали на это строительство ни копейки от богатых людей, которые скомпрометировали себя коррупцией. Этот собор стоит сугубо благодаря пожертвованиям обычных людей. Пожертвования поступали со всего мира. Когда в начале 2013 года встал вопрос, что надо освящать собор, ещё не все работы были закончены. Нам не хватало около полутора миллиона долларов. Это большая сумма, и у нас её не было. Была только вера, что люди откликнутся на мой призыв. И они откликнулись. Много людей. Деньги приходили маленькими вдовьими лептами. И, слава Богу, как видите, собор стоит.

– Недавно в своём интервью глава дипломатической службы РПЦ митрополит Иларион Алфеев сказал, что кризис в Украине, и особенно участие УГКЦ в событиях Майдана, стали новым препятствием на пути к долгожданной личной встречи Папы Римского и Патриарха Московского. Как вы это прокомментируете?

– Прежде всего, я попросил бы митрополита Илариона посмотреть правде в глаза. Ни для кого не секрет, как на самом деле вели Церкви себя во время Майдана. Все церкви – не только наша. Всё это есть в открытых источниках, всё было опубликовано, все об этом знают. И в РПЦ, я уверен, знают тоже, потому что воззвания Всеукраинского совета Церквей, наши общие обращения относительно событий на Майдане, подписаны митрополитом УПЦ МП, исполняющим обязанности Митрополита Киевского, что сейчас председательствует в ВСЦиРО. Выступления наших московских коллег – это продолжение попытки выдать Майдан за какую-то Галицкую, униатскую, Западенскую или любую другую националистическую инициативу. Значит, надо просто признать правду: это не «униатский» Майдан. Церкви – все, и УПЦ МП в частности, – были единодушны в своей оценке событий, и это единодушие закреплено в общих воззваниях. А насчёт препятствия для встречи между Святейшим Отцом и Патриархом Кириллом... Знаете, если кто-то не хочет с кем-то встречаться, то всегда найдёт причину. Сегодня, когда Украина на первых полосах мировых СМИ, очень удобно напомнить об «униатах», якобы являющихся «корнем всех зол».

– Но на Папу Франциска это вроде подействовало. В Интернете ходили слухи, что он оказался слишком сдержанным в своей оценке российской агрессии против Украины, и это связывают именно с его желанием сохранить отношения с РПЦ.

– Те, кто эти слухи распространяет, видят что-то иначе. Я лично недавно имел возможность встречаться со Святейшим Отцом и представил, как мог, ему нашу позицию относительно последних событий в обществе, наше отношение к власти, к России и РПЦ. Мы всегда старались способствовать диалогу – и в Украине, и за её пределами. Я всё это ему рассказал, объяснил и снова почувствовал в нём отца, который может поддержать и поощрить.

– «Опять»?

– Он был тем, кто учил меня быть епископом. В 38 лет меня призвали к епископскому служению. Я поехал в Аргентину и там оказался самым молодым членом епископской конференции. А кардинал Бергольо был её председателем. И, вполне естественно, он учил меня быть епископом.

А какое, кстати, теперь ваше отношение к России и РПЦ?

– Ну как – какое? Это наша Церковь-сестра, которая вышла из той же крещальной купели князя Владимира. Псалом Давида говорит так: «Вот хорошо, вот что хорошо, когда братья живут вместе». В этом духе мы должны развивать наши отношения с Россией и её Церковью.

– Даже сейчас? Когда мы в состоянии войны?

– Мы сейчас в состоянии бури. Но буря не бывает вечной. Посмотрим в будущее. Я искренне надеюсь, что все эти страсти утихнут, что наши братья-россияне открытыми глазами и открытым сердцем увидят своих сестёр и братьев в Украине по-новому, что они услышат наш голос. Напомню вам, что Майдан не был антироссийским. Это событие вообще не настраивало украинцев против кого-то. Украина на Майдане отстаивала лучшую жизнь для себя, а не противопоставляла себя кому-то извне. Я искренне надеюсь, что и пропаганда, которой кормят наших братьев в России, все те предубеждения рассеются, и мы сможем поххристиански открыть объятия друг другу.

– Церковь осуждает убийство и войну. Но все наши Церкви призвали защищать свою страну. Нет ли здесь противоречия?

– Если против нашего народа происходит военная агрессия с применением оружия, мы обязаны защищать свой народ, защищать свои дома и своих детей. Понятно, что вооружённая форма защиты – это крайность, которая допускается только в последнюю очередь. Церковь учит, что надо иметь мужество и мудрость не хвататься сразу за оружие, а принимать все меры, чтобы решить всё мирным путём. Вы видите, существуют различные формы войны – информационная, дипломатическая, и другие способы противостоять агрессии. Я искренне надеюсь, что и со стороны России, и со стороны Украины, и со стороны мирового сообщества хватит сил и здравого смысла найти выход из нашего кризиса без оружия.

– В соцсетях обсуждают интересную закономерность: все обострения конфликтов происходят накануне выдающихся христианских дат – на Сретение, на начало Великого поста, на Благовещение, на начало Страстной седмицы. Страшно подумать, что будет на Пасху. Как вы прокомментируете эти совпадения?

– Я могу продолжить ваш список: всегда эти всплески ненависти приходятся на воскресенье, когда христиане должны думать о божественном. Очевидно, что это не проявление добра. Это проявление зла. Проявление того, кто разделяет. А мы хорошо знаем, кто это. «Дьявол» – от греческого «разделять», «противопоставлять». Это, возможно, и есть признак того, что настоящая борьба ид»т не между нами, на Земле. Она происходит на духовном уровне. Человек – духовное существо, которое имеет и материальный уровень существования. И когда эта духовная борьба достигает своего апогея, она выливается в противостояние в физическом, материальном мире.

– Значит, мы должны почувствовать себя частью вселенской битвы?

 

– Ещё раз должна повторить: вы оптимист.

– Ещё раз должен повторить: я верующий человек. Я бы хотел, чтобы мы все понимали: источник нашей веры не какая-то абстрактная идея, какая-то безличная ценность. Нет. Источником нашей веры и надежды есть конкретное лицо – воскресший Христос, который сегодня, в эти дни, победно ломает двери Ада. Он источник нашей жизни, нашего мира, нашего радостного будущего. Поэтому не бойтесь завтрашнего дня!

Беседовала Екатерина Щёеткина gazeta.dt.ua
ПУБЛИКАЦИИ

«УГКЦ, как добрая мама, провожает своих верных из Украины и встречает там, куда их забрасывает судьба», – владыка Степан Сус 29 июня

С начала полномасштабного вторжения миллионы людей в Украине получают тяжёлый опыт – что такое быть беженцем, оставить родной город или...